Неточные совпадения
Пришел в село Усолово:
Корит мирян безбожием,
Зовет
в леса дремучие
Спасаться.
— Скажи! —
«Идите по
лесу,
Против столба тридцатого
Прямехонько версту:
Придете на поляночку,
Стоят на той поляночке
Две старые сосны,
Под этими под соснами
Закопана коробочка.
Добудьте вы ее, —
Коробка та волшебная:
В ней скатерть самобраная,
Когда ни пожелаете,
Накормит, напоит!
Тихонько только молвите:
«Эй! скатерть самобраная!
Попотчуй мужиков!»
По вашему хотению,
По моему велению,
Все явится тотчас.
Теперь — пустите птенчика...
Или, не радуясь возврату
Погибших осенью листов,
Мы помним горькую утрату,
Внимая новый шум
лесов;
Или с природой оживленной
Сближаем думою смущенной
Мы увяданье наших лет,
Которым возрожденья нет?
Быть может,
в мысли нам
приходитСредь поэтического сна
Иная, старая весна
И
в трепет сердце нам приводит
Мечтой о дальней стороне,
О чудной ночи, о луне…
Он пошел к Неве по
В—му проспекту; но дорогою ему
пришла вдруг еще мысль: «Зачем на Неву? Зачем
в воду? Не лучше ли уйти куда-нибудь очень далеко, опять хоть на острова, и там где-нибудь,
в одиноком месте,
в лесу, под кустом, — зарыть все это и дерево, пожалуй, заметить?» И хотя он чувствовал, что не
в состоянии всего ясно и здраво обсудить
в эту минуту, но мысль ему показалась безошибочною.
Но их мало, жизни нет, и пустота везде. Мимо фрегата редко и робко скользят
в байдарках полудикие туземцы. Только Афонька, доходивший
в своих охотничьих подвигах, через
леса и реки, и до китайских, и до наших границ и говорящий понемногу на всех языках, больше смесью всех, между прочим и наречиями диких, не робея, идет к нам и всегда норовит
прийти к тому времени, когда команде раздают вино. Кто-нибудь поднесет и ему: он выпьет и не благодарит выпивши, не скажет ни слова, оборотится и уйдет.
Тихо, хорошо. Наступил вечер:
лес с каждой минутой менял краски и наконец стемнел; по заливу, как тени, качались отражения скал с деревьями.
В эту минуту за нами
пришла шлюпка, и мы поехали. Наши суда исчезали на темном фоне утесов, и только когда мы подъехали к ним вплоть, увидели мачты, озаренные луной.
И рассказал я ему, как
приходил раз медведь к великому святому, спасавшемуся
в лесу,
в малой келейке, и умилился над ним великий святой, бесстрашно вышел к нему и подал ему хлеба кусок: «Ступай, дескать, Христос с тобой», и отошел свирепый зверь послушно и кротко, вреда не сделав.
Лес кончился, и опять потянулась сплошная гарь. Та к прошли мы с час. Вдруг Дерсу остановился и сказал, что пахнет дымом. Действительно, минут через 10 мы спустились к реке и тут увидели балаган и около него костер. Когда мы были от балагана
в 100 шагах, из него выскочил человек с ружьем
в руках. Это был удэгеец Янсели с реки Нахтоху. Он только что
пришел с охоты и готовил себе обед. Котомка его лежала на земле, и к ней были прислонены палка, ружье и топор.
Я так ушел
в свои думы, что совершенно забыл, зачем
пришел сюда
в этот час сумерек. Вдруг сильный шум послышался сзади меня. Я обернулся и увидел какое-то несуразное и горбатое животное с белыми ногами. Вытянув вперед свою большую голову, оно рысью бежало по
лесу. Я поднял ружье и стал целиться, но кто-то опередил меня. Раздался выстрел, и животное упало, сраженное пулей. Через минуту я увидел Дерсу, спускавшегося по кручам к тому месту, где упал зверь.
Лет двадцать пять тому назад изба у него сгорела; вот и
пришел он к моему покойному батюшке и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас
в лесу на болоте.
Чтобы мясо не испортилось, я выпотрошил кабана и хотел было уже идти на бивак за людьми, но опять услышал шорох
в лесу. Это оказался Дерсу. Он
пришел на мои выстрелы. Я очень удивился, когда он спросил меня, кого я убил. Я мог и промахнуться.
В этот день на Тютихе
пришли Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков. Их путь до фанзы Тадянза [Да-дянь-цзы — обширное пастбище.] лежал сначала по Тадушу, а затем по левому ее притоку, Цимухе. Последняя состоит из 2 речек, разделенных между собой небольшой возвышенностью, поросшей мелким
лесом и кустарником. Одна речка течет с севера, другая — с востока.
Наскоро поужинав, мы пошли с Дерсу на охоту. Путь наш лежал по тропинке к биваку, а оттуда наискось к солонцам около
леса. Множество следов изюбров и диких коз было заметно по всему лугу. Черноватая земля солонцов была почти совершенно лишена растительности. Малые низкорослые деревья, окружавшие их, имели чахлый и болезненный вид. Здесь местами земля была сильно истоптана. Видно было, что изюбры постоянно
приходили сюда и
в одиночку и целыми стадами.
— Не знаю, не умирала, — отделывалась Паша шуткой, — да что вы, барышня, все про смерть да про смерть! Вот ужо весна
придет, встанем мы с вами, пойдем
в лес по ягоды… Еще так отдохнем, что лучше прежнего заживем!
Я говорил уже, что философские мысли мне
приходили в голову
в условиях, которые могут показаться не соответствующими,
в кинематографе, при чтении романа, при разговоре с людьми, ничего философского
в себе не заключающем, при чтении газеты, при прогулке
в лесу.
Мы свернули на Садовую. На трехминутной остановке я немного, хотя еще не совсем,
пришел в себя. Ведь я четыре месяца прожил
в великолепной тишине глухого
леса — и вдруг
в кипучем котле.
Среди московских трактиров был один-единственный, где раз
в году, во время весеннего разлива, когда с верховьев Москвы-реки
приходили плоты с
лесом и дровами, можно было видеть деревню. Трактир этот, обширный и грязный, был
в Дорогомилове, как раз у Бородинского моста, на берегу Москвы-реки.
Он припоминал своих раскольничьих старцев, спасавшихся
в пустыне, печальные раскольничьи «стихи», сложенные вот по таким дебрям, и ему начинал казаться этот
лес бесконечно родным, тем старым другом, к которому можно
прийти с бедой и найти утешение.
— Вот я и
пришла к вам, Елена Викторовна. Я бы не посмела вас беспокоить, но я как
в лесу, и мне не к кому обратиться. Вы тогда были так добры, так трогательно внимательны, так нежны к нам… Мне нужен только ваш совет и, может быть, немножко ваше влияние, ваша протекция…
Приходи во зеленый сад
в сумерки серые, когда сядет за
лес солнышко красное, и скажи: «Покажись мне, верный друг!» — и покажу я тебе свое лицо противное, свое тело безобразное.
Мать ни за что не хотела стеснить его свободу; он жил
в особом флигеле, с приставленным к нему слугою, ходил гулять по полям и
лесам и
приходил в дом, где жила Марья Михайловна, во всякое время, когда ему было угодно, даже ночью.
Он точно так же ездил
в лес за дровами,
в тот же общий колок, так же потерял лошадь, которая
пришла домой, и так же, вероятно, бродил, отыскивая дорогу.
В та поры, не мешкая ни минуточки, пошла она во зеленый сад дожидатися часу урочного, и когда
пришли сумерки серые, опустилося за
лес солнышко красное, проговорила она: «Покажись мне, мой верный друг!» И показался ей издали зверь лесной, чудо морское: он прошел только поперек дороги и пропал
в частых кустах, и не взвидела света молода дочь купецкая, красавица писаная, всплеснула руками белыми, закричала источным голосом и упала на дорогу без памяти.
Главные-то бунтовщики
в лес от нас ушли;
прислали после того вместо исправника другого… привели еще свежей команды, и стали мы тут военным постоем
в селенье, и что приели у них, боже ты мой!
— Он, батюшка!.. Кому же, окромя его — варвара!.. Я, батюшка, Михайло Поликарпыч, виновата уж, — обратилась она к полковнику, — больно злоба-то меня на него взяла: забежала
в Петрушино к егерю Якову Сафонычу. «Не подсидишь ли, говорю, батюшка, на лабазе [Лабаз — здесь полати
в лесу, полок или помост на деревьях, откуда бьют медведей.]; не подстрелишь ли злодея-то нашего?» Обещался
прийти.
Вихров невольно засмотрелся на него: так он хорошо и отчетливо все делал… Живописец и сам, кажется, чувствовал удовольствие от своей работы: нарисует что-нибудь окончательно, отодвинется на спине по
лесам как можно подальше, сожмет кулак
в трубку и смотрит
в него на то, что сделал; а потом, когда
придет час обеда или завтрака, проворно-проворно слезет с
лесов, сбегает
в кухню пообедать и сейчас же опять прибежит и начнет работать.
— Нехороши наши места стали, неприглядны, — говорит мой спутник, старинный житель этой местности, знающий ее как свои пять пальцев, — покуда
леса были целы — жить было можно, а теперь словно последние времена
пришли. Скоро ни гриба, ни ягоды, ни птицы — ничего не будет. Пошли сиверки, холода, бездождица: земля трескается, а пару не дает. Шутка сказать: май
в половине, а из полушубков не выходим!
Рассказал, как его напоил и подговорил Иван Миронов и как обещался нынче
прийти за лошадьми
в лес.
— Что, — говорит, — знать,
в лесу тоску разогнать
пришел…...............................................................
Никому из пустынников не было ведомо, откуда он
пришел и когда
в лесах поселился, а сам он никому об этом не сказывал. Раз как-то, однако же, стал я об этом, любопытства ради, его спрашивать, так старик и невесть как растужился.
Пришел он
в лес дремучий, темный, неисходимый, пал на землю и возрыдал многими слезами:"О прекрасная мати-пустыня! прими мя грешного, прелестью плотскою яко проказою пораженного!
Пришла опять весна, пошли ручьи с гор, взглянуло и
в наши
леса солнышко. Я, ваше благородие, больно это времечко люблю; кажется, и не нарадуешься: везде капель, везде вода — везде, выходит, шум;
в самом, то есть, пустом месте словно кто-нибудь тебе соприсутствует, а не один ты бредешь, как зимой, например.
А как свадьбы день
пришел и всем людям роздали цветные платки и кому какое идет по его должности новое платье, я ни платка, ни убора не надел, а взял все
в конюшне
в своем чуланчике покинул, и ушел с утра
в лес, и ходил, сам не знаю чего, до самого вечера; все думал: не попаду ли где на ее тело убитое?
После всех
пришел дальний родственник (
в роде внучатного племянника) и объявил, что он все лето ходил с бабами
в лес по ягоды и этим способом успел проследить два важные потрясения. За это он, сверх жалованья, получил сдельно 99 р. 3 к., да черники продал
в Рамбове на 3 руб. 87 коп. Да, сверх того, общество поощрения художеств обещало устроить
в его пользу подписку.
Елена понемногу
приходила в себя. Открыв глаза, она увидела сперва зарево, потом стала различать
лес и дорогу, потом почувствовала, что лежит на хребте коня и что держат ее сильные руки. Мало-помалу она начала вспоминать события этого дня, вдруг узнала Вяземского и вскрикнула от ужаса.
— Нельзя, Борис Федорыч, пора мне к своим! Боюсь, чтоб они с кем не повздорили. Кабы царь был
в Слободе, мы прямо б к нему с повинною
пришли, и пусть бы случилось, что богу угодно; а с здешними душегубцами не убережешься. Хоть мы и
в сторонке, под самым
лесом остановились, а все же может какой-нибудь объезд наехать!
Он явился
в госпиталь избитый до полусмерти; я еще никогда не видал таких язв; но он
пришел с радостью
в сердце, с надеждой, что останется жив, что слухи были ложные, что его вот выпустили же теперь из-под палок, так что теперь, после долгого содержания под судом, ему уже начинали мечтаться дорога, побег, свобода, поля и
леса…
Меж тем Руслан далеко мчится;
В глуши
лесов,
в глуши полей
Привычной думою стремится
К Людмиле, радости своей,
И говорит: «Найду ли друга?
Где ты, души моей супруга?
Увижу ль я твой светлый взор?
Услышу ль нежный разговор?
Иль суждено, чтоб чародея
Ты вечной пленницей была
И, скорбной девою старея,
В темнице мрачной отцвела?
Или соперник дерзновенный
Придет?.. Нет, нет, мой друг бесценный:
Еще при мне мой верный меч,
Еще глава не пала с плеч».
В лес я
приходил к рассвету, налаживал снасти, развешивал манков, ложился на опушке
леса и ждал, когда
придет день.
Не будь этих людей, готовых по воле начальства истязать и убивать всякого, кого велят, не могло бы никогда
прийти в голову помещику отнять у мужиков
лес, ими выращенный, и чиновникам считать законным получение своих жалований, собираемых с голодного народа за то, что они угнетают его, не говоря уже о том, чтобы казнить, или запирать, или изгонять людей за то, что они опровергают ложь и проповедуют истину.
Скорость, с каковою все казаки друг друга обгоняют, всеобщее движение,
в которое все
приходит тотчас по приезде на место ловли, и
в несколько минут возрастающий на льду
лес багров поражают глаза необыкновенным образом.
— Ну, уж я б ни за что не променяла своего
леса на ваш город, — сказала Олеся, покачав головой. — Я и
в Степань-то
приду на базар, так мне противно сделается. Толкаются, шумят, бранятся… И такая меня тоска возьмет за
лесом, — так бы бросила все и без оглядки побежала… Бог с ним, с городом вашим, не стала бы я там жить никогда.
Мысль жениться на Олесе все чаще и чаще
приходила мне
в голову. Сначала она лишь изредка представлялась мне как возможный, на крайний случай, честный исход из наших отношений. Одно лишь обстоятельство пугало и останавливало меня: я не смел даже воображать себе, какова будет Олеся, одетая
в модное платье, разговаривающая
в гостиной с женами моих сослуживцев, исторгнутая из этой очаровательной рамки старого
леса, полного легенд и таинственных сил.
И вот
пришла однажды тяжелая пора: явились откуда-то иные племена и прогнали прежних
в глубь
леса.
Калерия. Хорошо. Потом как-нибудь. (Пауза. Шалимов молча наклоняет голову, соглашаясь с Калерией. Влас и Юлия Филипповна задумчиво идут из
леса с правой стороны,
приходят к соснам. Влас садится, облокотясь на стол, и тихо свистит. Юлия Филипповна идет
в комнаты.) Хотите — сейчас?
Уженье линей на мелких местах, посреди густых водяных трав, что случается очень часто, требует особенной ловкости и уменья: запутавшись, завертевши
лесу за траву, линь вдруг останавливается неподвижно; разумеется, тащить не должно; но если рыбак, ожидая времени, когда линь
придет в движение, опустит удилище и будет держать
лесу слишком наслаби, то иногда линь с такою быстротою бросается
в сторону, что вытянет
лесу в прямую линию и сейчас ее порвет (разумеется, линь большой); а потому советую удить
в травах на
лесы самые толстые, крепкие и употреблять удилища не слишком гибкие.
Другой случай был со мной недавно, а именно
в половине сентября 1845 года:
пришел я удить окуней, часу
в восьмом утра, на свою мельницу; около плотины росла длинная трава; я закинул удочку через нее
в глубокий материк, насадив на крючок земляного червя; только что я положил удилище на траву и стал развивать другую удочку, как наплавок исчез, и я едва успел схватить удилище; вынимаю — поводок перегрызен; я знал, что это щука, и сейчас закинул другую удочку; через несколько минут повторилась та же история, но я успел подсечь и начал уже водить какую-то большую рыбу, как вдруг
леса со свистом взвилась кверху: поводок опять оказался перегрызен; явно, что и это была щука и уже большая, ибо я почти ее видел.
На другой день свекровь пошла
в лес собирать сухие сучья, а Эмилия — за нею, спрятав под юбкой топор. Красавица сама
пришла к карабинерам сказать, что свекровь убита ею.
У меня, знаешь, батько с матерью давно померли, я еще малым хлопчиком был… Покинули они меня на свете одного. Вот оно как со мною было, эге! Вот громада и думает: «Что же нам теперь с этим хлопчиком делать?» Ну и пан тоже себе думает… И
пришел на этот раз из
лесу лесник Роман, да и говорит громаде: «Дайте мне этого хлопца
в сторожку, я его буду кормить… Мне
в лесу веселее, и ему хлеб…» Вот он как говорит, а громада ему отвечает: «Бери!» Он и взял. Так я с тех самых пор
в лесу и остался.
В нашем
лесу и даже
в саду мужики пасли свой скот, угоняли к себе
в деревню наших коров и лошадей и потом
приходили требовать за потраву.